145. НАКОВАЛЬНЯ как эмблема кузнечного ремесла появляется в гербах цехов и городов уже в XVII веке, а в XVIII веке также и в гербах дворянства, возведенного в это достоинство за заслуги в развитии металлопромышленности. В связи с этим нередко стала трактоваться не как говорящая эмблема, а в высоком смысле — как олицетворение выносливости, твердости, несгибаемости. В русских пословицах наковальня всегда делит с молотом на равных основаниях степень трудностей: «Тяжело молоту, тяжело и наковальне». В западноевропейской культуре XVIII века, однако, возникает трактовка образа наковальни как символа пассивной несокрушимости. Так, Гёте в одном из своих известных стихотворений писал:
"В пору ум готовь же свой. На весах великих жизни Вряд ли вечный есть покой. Либо горе поднимайся, Либо долу опускайся, Тяжким молотом вздымайся Или наковальней стой!"
Маркс и Энгельс не раз использовали эти образы, чтобы показать трудящимся великие исторические альтернативы классовой борьбы: либо отказ от борьбы с капитализмом, либо тяжелая и непримиримая борьба с ним и проявление несокрушимой выдержки в этой борьбе. Поэтому уже вскоре после буржуазных революций 1848 года в Европе, а тем более после Парижской коммуны 1871 года образ наковальни и молота стал распространенным словесным символом и изобразительной эмблемой пролетариата, особенно его авангарда — рабочих тяжелой промышленности.После Октябрьской революции наковальня вместе с молотом, клещами и разорванными цепями вошла в эмблему Коминтерна, использовалась в эмблемах профсоюзных издательств, в значках Союза металлистов, Профинтерна. В 1923—1925 годах изображение наковальни помещалось в качестве одного из главных атрибутов, сопровождающих аллегорию рабочего класса, на советских серебряных монетах достоинством в 1 рубль и полтинник, то есть ей придавалось значение государственной эмблемы. С середины 30-х годов наковальня постепенно перестала фигурировать в числе советских эмблем, что было связано с почти полным ее исчезновением из хозяйственной жизни, из производства, ибо кузнечное дело настолько технически изменилось к этому времени (автоматизация, штамповка), что уже к началу 40-х годов наковальню фактически нельзя было найти в заводских цехах, а после второй мировой войны, когда наковальни были переплавлены на броневой металл, новые поколения рабочих даже ни разу не видели их и забыли, каков их внешний вид и как их использовали. Этот процесс шел, разумеется, во всем мире. И поэтому не удивительно, что наковальня, исчезнув из жизни, стала исчезать и из государственной и общественной эмблематики.
146. НАТУРНЫЕ ИЗОБРАЖЕНИЯ. Геральдика, как известно, избегает передавать изображения предметов или животных в их реальном виде. Геральдическое изображение дается всегда условно, с соблюдением особой стилизации предмета или животного, при которой отбрасывается все несущественное, детальное, вследствие чего геральдическое изображение легко узнается и резко отличается от натурального. Делается это с целью усилить типичность того или иного предмета или животного, подчеркнуть его характерные черты или даже придать ему такие характерные черты, которые у него лишь намечены, но которые геральдика признает за ним как существенные. При помощи этого приема геральдическое изображение наталкивает зрителя на мысль, что оно не допускает буквальной, приземленной трактовки, а должно быть истолковано в высоком или иносказательном смысле, что перед зрителем не просто предмет, а определенная идея.
Однако от этого правила геральдики некоторые молодые государства Латинской Америки отошли еще в 20-х годах XIX в., а позднее, после второй мировой войны, новые молодые африканские государства, заботившиеся о том, чтобы их национальные эмблемы были понятны широким массам в своих собственных странах. В результате первые гербы молодых государств имели скорее вид картинок, а не условных эмблематических изображений. Однако постепенно многие молодые государства стилизовали свои «необычные», натурные гербы-картинки и придали им более или менее общепринятый геральдический вид. Такой же процесс был характерен и для гербов и отдельных эмблем советских среднеазиатских и закавказских республик, где натурные изображения 20-х годов были заменены в 30—40-х годах стилизованными. Следы «натурности» можно еще заметить на гербах Армении, Грузии, Азербайджана, Молдавии, Киргизии, Туркмении, внимательно присмотревшись к ним. Вместе с тем по крайней мере десяток государств в настоящее время все еще не только сохраняет натурные изображения отдельных предметов в гербах, но даже имеет в них целые «картинки» в виде своеобразных фрагментов национального пейзажа, иногда специально «составленного» из некоторых типичных элементов. Именно эти «картинки» в гербах и носят название «на турных изображений». Эти изображения, в сущности, должны расцениваться как нечто целое и трактоваться не только как факт геральдического несовершенства, но и как выражение ревнивого подчеркивания определенными странами своих национальных особенностей.
Такие натурные изображения с XIX века сохраняют в своих гербах латиноамериканские страны — Боливия, Эквадор, Коста-Рика, Куба, Колумбия, а также примыкающая к ним в этом отношении Либерия, время создания герба которой также относится к той же эпохе. Из государств, созданных после второй мировой войны, натурные изображения имеют Непал и Сейшельские Острова. У последних это целый морской островной пейзаж не только с кокосовой пальмой и черепахой, которые можно трактовать как отдельные эмблемы, но и с облаками, плывущими над океанской гладью. У Непала также в гербе передан целый пейзаж: ряд горных вершин, долина с протекающей по ней рекой, пагода, пасущаяся священная белая корова и птица.
Натурные изображения в своих гербах сохраняли Румыния (лесистые Карпаты и нефтяные вышки), КНДР (плотина гидроэлектростанции и линии электропередачи), МНР (всадник, несущийся по степи, и сопки на горизонте, озаренные солнцем) и, наконец, Лаос, имеющий самое подробное натурное изображение, где собран целый пейзаж: асфальтированное шоссе, убегающее за горизонт, и работающий на его обочине экскаватор, плотина гидроэлектростанции и опоры высоковольтной линии, рисовые чеки. Так или иначе, натурные изображения в государственных гербах превратились в наши дни из редкого исключения в геральдический факт, и поэтому с их существованием приходится считаться. Но признавая ныне де-факто натурные изображения как целое, их составным частям не придают никакого эмблематического значения; так, вся «картинка» на гербе Эквадора блазонируется как одно понятие — «морской утес».
147. НИМБ (от лат. nimbus — дождь, облако) — так называли кучевые облака, которые в раннем христианстве считались видимым обиталищем богов и святых, ангелов и т. п. Небожители обычно спускались на землю, облаченные в облако. Отсюда и пошел (как считается в церковной традиции) обычай очерчивать кругом, окружностью, как знаком, облака, лики (головы, лица) небожителей, то есть собственно членов Святого семейства и всех других святых, указывая тем самым на их принадлежность к небесным сферам.
В более позднем христианстве, когда оно стало официальной государственной религией, нимбы, то есть круги, которыми были обведены головы святых на иконах, мозаичных изображениях в церквах и на фресках, стали трактовать как знаки сияния, ауры, лучезарного венца (венка лучей), исходящего от души святых и являющегося их эманацией и их характерным знаком, их символом. Именно по нимбу и можно было отличить святых и богов от всех прочих людских изображений, и поэтому нимб стал знаком святости. В действительности исторически нимбы произошли от обычая древних греков и римлян покрывать головы статуй богов и героев керамическими дисками, чтобы предохранить эти произведения искусства от дождя и от загаживающих их птиц. В православии, в восточном христианстве, нимб стали изображать в виде полностью покрытого золотом (позолотой, золоченой краской) круга, в католичестве большей частью в виде светлого сияния вокруг голов святых с нечеткими границами этого сияния или в виде слегка намеченной золотистой окружности, обруча, деликатно, не грубо указывающего на святость изображаемого лица.
В этих двух формах эмблематического выражения нимба как символа святости наглядно отразились два различных подхода православия и католичества к пропаганде религии. Православие рассчитано на прямое, ясное, грубое, наглядное воздействие, учитывая неграмотность, языческое прошлое и привычку к примитивному мышлению своей основной паствы. Католичество действовало тоньше, опиралось более на намек, на ассоциативное мышление, учитывая культивированное, воспитанное на античных традициях население римской метрополии. В новое время нимб как символ рассматривался также как один из признаков славы, высокородности, величия, а в демократических, антирелигиозных кругах, наоборот, стал обозначать, символизировать «фальшивое сияние», «фальшивые духовные ценности».
148. НИТЬ (нем. Der Faden, фр. fil, англ, thread, шв. trad) как геральдический знак представляет собой узкую полоску, рассекающую по диагонали гербовый щит слева направо или справа налево. Использовалась в качестве особой геральдической метки, указывающей на то, что данный герб и его изображения принадлежат не основной и не прямой старшей или младшей линиям определенного дворянского рода, а некоей незаконной, или побочной, не вполне легитимной, «бастардной» линии. Само изображение нити в геральдике в виде чрезвычайно тонкой полоски, резко отличающейся от обычной геральдической полосы, допустимой для изображения «нормальных» естественных объектов (реки, орденской ленты или геральдических фигур), наглядно говорило людям, знакомым с геральдикой и эмблематикой, что этот знак означает второсортность и свидетельствует о некоей неполноценности того или иного герба или эмблемы, которые он сопровождает. Вот почему не в родовых, а в государственных гербах знак, изображение нити никогда не употреблялись.Принимая во внимание этот факт, можно понять, каково было удивление людей, разбирающихся в геральдике, когда в начале 50-х годов в ряд флагов советских союзных республик было введено изображение нити в качестве узких белых полос. Не известно, кто был автором этого введения, кто рекомендовал и на каком основании правительствам СССР и соответствующих республик введение подобных знаков. Однако примечательно, что нить была введена во флаги Узбекистана, Киргизии, Эстонии и Латвии. Во всех этих случаях, несомненно, имела место сознательная провокация: подчеркнуть геральдическим, «замаскированным», но тем не менее весьма определенным и веским путем «второсортность» Узбекистана и Киргизии как «русских колоний» и «незаконность» превращения Эстонии и Латвии в «русские» союзные республики. Это говорит о том, что в данных республиках давно были силы, ведущие подрывную деятельность. |