129.МАЛИНА — лат. Rubus Idaeus, то есть красная ягода горы Иды. На этой горе, находящейся в Кандии (Греция), в густых зарослях колючей малины, через которую трудно пробраться со стороны, произошло, по преданию, присуждение Парисом яблока, то есть символа совершенства, Афродите, которая в этом укромном уголке вместе с Афиной и Герой стояла обнаженной перед Парисом, чтобы он мог решить, кто из них прекраснее. Вследствие этих обстоятельств малина стала словесным символом и эмблемой одиозного, пикантного места или события. В русском народном поверье понятия “малинник” и “малина” сохраняют почти до сего времени этот древний смысл, но часто даже в еще более грубой форме (на жаргоне “малинник” — притон, “малина” — преступный мир). Отсюда малиновый цвет в Древней Руси и в ряде других стран в средние века считался “молодецким”, с оттенком чрезмерной удали, и был в XVI веке присвоен опричникам (малиновое сукно на верх меховых шапок).Когда С. Есенин в своих дореволюционных стихах восклицал: “О, Русь — малиновое поле!”, то в данном случае речь вовсе не шла о насаждениях малины, и это не означало, что поэт сравнивает Россию с каким-то гигантским садовым хозяйством, а он просто поэтически, иносказательно хотел сказать: “О, Русь молодецкая! О, удалая Русь!”Во время гражданской войны 1918—1922 годов малиновый цвет почти официально был присвоен как “свой” анархистами (малиновые галифе, малиново-черные знамена), а также различными бандитскими форми­рованиями (Махно, Антонов, Григорьев и др.). В более широком, народном смысле “малина” — синоним приволья, несвязанности какими-либо рамками (“Не житье, а малина!”). В советской эмблематике ни изображение малины, ни малиновый цвет не были приняты (за исключением историко-документальных целей, в живописи, театре для характеристики отрицательных явлений). Эмблема малины — ягода с листом (ягода, стилизованная из 21 кружочка или шарика — 3:4:5:5:4, вследствие чего число 21 также считается символом одиозности). См. также Украинская символика, с. 550.

130.  МАСЛИЧНАЯ ВЕТВЬ (см. Оливковая ветвь).

131.   МАНТИЯ (от лат. mantelum — плащ: man us — рука и tela — ткань) — верхнее одеяние без рукавов, набрасываемое на плечи, поверх всей остальной одежды и покрывающее (скрывающее) руки. Одежда типа мантии была известна всем народам древности задолго до появления феодализма в Европе и до появления самого термина “мантия”. У древних греков это были химатион, хламида, у римлян — паллиум, палла, лацерна. Именно в силу древности происхождения этой формы одежды она в первые века христианства и возникновения феодализма в Европе превратилась в особую почетную форму одежды, которую имели право носить только сюзерены, владетельные феодалы: императоры, короли, герцоги, князья*. Так мантия превратилась в одну из монархических регалий и в объект геральдического изображения с определенным значением как символическим (символ влас­ти, высокородности), так и эмблематическим (наличие мантии в родовых гербах указывало на определенное феодальное достоинство, титул — от князя и до императора). В восточноримской, византийской традиции мантия называлась порфирой, и поэтому императоры Византии именовались порфирородными и порфироносными.
Мантии как регальный знак обладали единым регальным цветом — красным или пурпуровым (порфировым), независимо от того, государю какой страны и какого ранга они принадлежали. В новое и новейшее время под термином “мантия” (который не следует путать с геральдическим) стали понимать также служебное почетное одеяние должностных лиц высших судебных инстанций в разных странах. В России с мая 1992 года мантии введены для членов Конституционного суда РФ.Наряду с коронованными особами мантии, но под иными наименованиями, как почетную отличительную одежду-символ, стала использовать и христианская церковь. Монашество стало иметь черную мантию — символ смирения монашеской жизни. Она изготовлялась из лег­кой, простой и грубой ткани. Церковные иерархи с IV века признали мантию из белой шерсти (символ пастыря, несущего на плечах овцу) отличительным знаком глав епархий, а с VIII века — только знаком митрополичьего достоинства.
В католической церкви мантия под названием “паллиум” присвоена только папе римскому, который может ее носить всюду. Митрополиты же могут носить ее только в своей епархии. Паллиум принадлежит только определенному лицу и погребается с ним. Он состоит из белого шерстяного воротника шириной примерно 10 см с двумя полосами, ниспадающими на грудь и спину и украшенными 6 черными крестами.В России цари стали носить мантию как почетный наряд при коронации и больших выходах лишь с XVII века. Она носила русское название “платно” и представляла собой трапециевидное полотнище (атласное, бархатное) красного цвета, расшитое золотом, украшенное жемчугом, драгоценными камнями, золотым кружевом по краям и подбитое горностаевым мехом, размером в плечах до 1 м и внизу до 1,5 м при длине 2,5— 3 м. С XVIII века императорская мантия стала входить в число главных регалий России и официально называлась уже мантией.
Она стала исключительно коронационным одеянием и употреблялась практически один раз.В геральдике мантию как определенный атрибут гербов ввели довольно поздно, лишь с конца XVII века. Она изображается в виде занавеса, в верху которого укреплена соответствующая корона и который ниспадает так, что видны его тыльная, исподняя сторона, подбитая горностаевым мехом, и два отворота внешней стороны — красного цвета. Это изображение используется как фон для гербов коронованных особ, а также для княжеских русских гербов и гербов дворян, являвшихся потомками древних, но утративших княжеское достоинство фамилий. Таким образом, наличие атрибута мантии в гербе сразу указывает на высокое аристократическое положение гербовладельца. Цвет гербовой мантии — темно-малиновый.

132. МАЯК — символ путеводности, символ правильности выбора направления. Как правило, термин “маяк” — словесный символ. В современном общественно-политическом языке применяется также как синоним передового, ведущего. Как эмблема с тем же значением применяется изредка в европейской общественно-политической символике, но практически выходит из употребления. Не надо также забывать, что в эпоху средневековья и вплоть до середины XIX века изображение маяка (или костра, сложенного на высоком постаменте, имеющем форму усеченной вытянутой пирамиды) являлось эмблемой католической церкви. Поэтому всегда следует внимательно изучить сопутствующие эмблеме маяка атрибуты, чтобы правильно определить, каков смысл этой эмблемы в каждом отдельном случае.

133.МЕДВЕДЬ в XVIII — XIX веках считался символом предусмотрительности за то, что умеет предвидеть погоду и заранее подготавливает себе берлогу на зиму. Однако этими качествами обладают почти все другие лесные звери — крот, барсук, еж, белка,— так что медведь не является в этом отношении чем-то особенными приписывание лишь ему таких качеств как исключительных было “кабинетной” выдумкой современных геральдистов.На самом деле медведь никогда не обладал символическим значением в мировой геральдике, ибо, будучи животным регионального значения, применялся в качестве эмблемы лишь в германской и славянской геральдике, причем не как государственная эмблема, а как местная, территориальная. Дело в том, что в Северной, Восточной и Северо-Восточной Европе в период родоплеменных отношений, до появления государства, медведь был одним из основных тотемных животных у финно-угорских народов и у входивших с ними в контакты германских и славянских племен. Медведь олицетворял собой хозяина леса. Культ медведя был распространен от Эльбы до Урала, но в то время как в Центральной и Восточной Европе он стал исчезать уже в VIII—X веках, а на территории Новгородской Руси — в X—XI веках в связи с принятием христианства, то в Предуралье, Зауралье и в Сибири он сохранялся до XVIII—XX веков. Как память об этом культе многие местные племенные образования, существовавшие на территории от Берлина до Тобольска, оставили различные следы в виде изображений медведя, топонимики, прозвищ исторических деятелей (Альбрехт Медведь). Это послужило впоследствии основанием дать местным историко-географическим областям, городам, местечкам эмблему медведя как их отличительную историческую черту, как герб.
Так медведь стал эмблемой не только Берлина, но и всего прилегающего края, откуда германские рыцари лишь в XII веке вытеснили славян, причем помимо Берлина к востоку от линии Эльба — Заале до сих пор существует не менее 12 городков, имеющих своей эмблемой медведя, его голову или лапы. А в соседних чешских и моравских землях, прилегающих к германским в этом районе с юго-востока, также расположено несколько городов, эмблемой которых остался медведь, причем все эти населенные пункты находятся к востоку от 12° в. д., но не восточнее 18° в. д. Расположенные восточнее 18° в. д. земли, вплоть до Новгородских земель, были населены в древности куявами, мазовшанами, поляками, литовцами, пруссами, латышами, то есть народами, почитавшими коней, вепрей, бобров и делавшими их своими племенными тотемами, но не медведей. Поэтому в этом регионе ни один современный населенный пункт не имеет в числе своих эмблем медведя. Однако начиная с земель славян-кривичей эмблема медведя появляется вновь и уже беспрерывно идет цепочкой вплоть до Зауралья: Белоруссия (Ошмяны) — медведь, поднявшийся на задние лапы; Новгород— два медведя (русских и карел или веси); Ярославль — медведь, несущий секиру (меря); Сыктывкар (Усть-Сысольск) — медведь в берлоге (коми); Пермь — медведь с Библией на спине — символ крещеных и оттесненных на восток языческих народов — пермяков и манси, чьим тотемом был медведь; и наконец, Туринск (кондинские и пелымские манси и ханты), в гербе которого медведь, вышедший из леса.Таким образом, медведь — это вовсе не эмблема глуши, захолустья, медвежьего угла, как считали в России, и вовсе не символ предусмотрительности, как его обозначили европейские геральдисты, а объективное отражение в земельных и городских гербах древнейшего этнического состава местного населения, своеобразное ворождение тотемов вытесненных или новокрещенных народов в виде местных знаков-эмблем. В прямой зависимости от этноса находится и трактовка эмблемы медведя.
Так, медведь на славянских и угро-финских территориях никогда не выступает в качестве говорящей эмблемы, ибо он отражает, как тотем, принадлежность ему как знаку определенной племенной территории; наоборот, для германской геральдики и германской территории характерно, что здесь эмблема медведя используется только как говорящая, то есть сообщающая в виде рисунка наименование того или иного города (Берлин, Берн, Бернштедт). Изображение медведя, как и других диких зверей, наиболее четко и точно определено в германской геральдике. Правильным эмблематически считается профильное изображение всей фигуры медведя, стоящего на заних лапах в повороте вправо. В русской геральдике допускается медведь, идущий на четырех лапах и влево.Как и все хищники, медведь в германской геральдике изображается с открытой пастью, где четко видны чубы и язык. Эти детали, равно как и когти на лапах, принадлежат к вооружению медведя (см. Вооружение эмблем). Иногда используется не вся фигура, а лишь поясное изображение (выходящий медведь), а также голова анфас и лапы (одна, две, три). Цвет медведя в гербах всегда черный (если это бурый медведь) и белый (если это полярный медведь). Вооружения медведя могут быть красными и золотыми. Белый медведь, сидящий на задних лапах и поднявший передние,— эмблема Гренландии с XVII века. Она входит в современный государственный и королевский герб Дании.(См. также Символы национальные, Россия.)

134. МЕРЛЕТТЫ (фр. merlettes) — применяемые в западноевропейской геральдике, особенно во французской, профильные изображения птичек с отрубленными клювами и лапками, напоминающие в таком виде не то “уточек”, не то “ласточек” без хвоста (поворот вправо).Их ввели крестоносцы, помещавшие на своих щитах несколько таких изображений маленьких птичек с целью намекнуть, что и они, подобно перелетным птицам, странствуют по миру и бездомны, несчастны. Лишение же мерлетт клюва и лапок должно было служить наме­ком на тяжелые раны и увечья, которые ожидали рыцаря (самые страшные раны по тому времени — это потери конечностей и повреждение лица, черепные ранения). Символизируя при помощи мерлетт свое участие в крестовых походах, рыцарство XII—XIII веков оставило таким образом в своих гербах точное, документальное подтверждение этого факта для потомков, ибо после окончания крестовых походов мерлетты в гербах позднейшего дворянства более не употреблялись.

135. МЕРТВАЯ ГОЛОВА (см. “Веселый Роджер”, и Череп и кости).

136.  МЕХА. Наряду с геральдическими металлами (серебро, золото) и тинктурами, или финифтями (цветами) (см. Цвет в геральдике), в западноевропейской геральдике употреблялись в качестве покрытия щитов или фонов для нанесения соответствующих эмблем еще и так называемые “меха”, то есть схематическое, условное изображение двух видов мехов, которыми реально покрывались иногда рыцарские щиты: беличьего меха и горностаевого меха (см. рис.). Меха также имели определенное символическое значение: беличий означал благородные и полезные занятия, горностаевый — высокороднрсть, “породность” происхождения.

Горностаевый мех (символически)	Горностаевый мех (натурально)	Беличий мех

137. МЕЧ — холодное оружие, характерное для периода античности и особенно для средневековья (XII — XV вв.) получило свое наибольшее растространение и развитие форм в странах Европы как раз в период создания геральдики (XI — XIII вв.). Поэтому меч как основное оружие рыцаря рано стал символом военного верховенства, военного руководства, символом военачалия Именно в этом качестве меч вошел уже в XIII—XIV веках у большинства европейских государств в число регалий (в России — с середины XVII в.), государственных атрибутов власти, символизируя верховное военное главенство монархов. Крестообразная форма меча, создавшаяся вследствие того, что перекладина эфеса отделяла рукоятку от лезвия, способствовала в тогдашней религиозной Европе усилению символической престижности меча и переходу его в разряд вещественных символов по мере того, как реальное значение этого личного оружия падало. Несмотря на исчезновение меча как атрибута государственной власти у республиканских государств, его незримое присутствие сохраняется и поныне в конституционно закрепленном праве глав государств являться верховными главнокомандующими в своих странах, даже если они абсолютно гражданские лица В христианской символике, в том числе и в русской православной, выражение “меч духовный” означало и означает активную проповедь религиозной идеологии, распространение устно и письменно “слова божьего”, то есть, говоря современным языком, религиозную пропаганду. Отсюда видно, что церковь принципиально стоит на позициях воинствующей наступательной религиозной агитации. И эмблемой этой религиозной пропаганды и агитации является изображение меча, объятого пламенем.

Меч. Кинжал	Меч объятый пламенем, как эмблема воинствующего католицизма.	Меч и пламя-эмблема вдохновения на медали Г. Гейне

Если знать и учитывать все эти исторически сложившиеся значения эмблемы меча, то нетрудно понять ту принципиально непримиримую позицию, которую занял в 1918 году В. И. Ленин по отношению к использованию эмблемы меча в советском гербе.Обычно приводят стандартные, приписываемые Ленину слова в передаче В. Д. Бонч-Бруевича: “Меч — не наша эмблема”, а также то, что Ленин вычеркнул меч из представленного ему рисунка герба РСФСР Однако причины этого резко отрицательного отношения даже в то время не для всех были понятны, так как незнакомые с геральдикой люди рассматривали меч не на фоне его исторического значения в геральдике, а просто как эмблему, отражающую военную твердость, готовность к защите себя оружием. Ленину пришлось объяснять, что меч в мировой геральдике — эмблема и военного верховенства, и наступательного оружия.
Однако эти убеждения не доходили до сознания тех, кто коллективно обсуждал вопрос об утверждении состава новых советских эмблем, о будущем гербе республики. Уже после вышеприведенного высказывания Ленина за период с 17 апреля по 23 сентября 1918 г. вопрос о советском гербе и о внесении в него эмблемы меча или пятиконечной звезды, то есть также военной эмблемы, обсуждался десять раз на заседании Совнаркома и его комиссии (Малого Совнаркома). Это значит, что вопрос о военных эмблемах в советском гербе все еще не был фактически решен даже тогда, когда Съезд Советов 10 июля 1918 г. уже в целом принял конституцию. Одно это говорит о том, что вопрос о советских эмблемах был далеко не очевиден для многих. В. И. Ленину еще трижды пришлось выступать на заседаниях правительства против включения меча в герб, ибо Малый Совнарком трижды восстанавливал меч большинством голосов после 17 апреля, несмотря на резкие, категорические протесты Ленина (20 апреля — протокол № 26; 15 мая — протокол № 38; 18 июня — протокол № 142). В последнем протоколе было записано: “Вопрос о мече, оставшийся спорным, решить после предварительного маленького совещания, имеющего быть завтра” Однако это совещание (19 июня) так и осталось незапротоколированным, и не известно даже, кто на нем присутствовал. Тем не менее 10 июля V съезд Советов по предложению Я. М. Свердлова утвердил текст конституции, где при описании герба в статье 89 упоминание о мече отсутствовало. Это означает, что только на последнем, пятом по счету, совещании, посвященном вопросу о мече, Ленину удалось отстоять свою точку зрения и, главное, найти ей поддержку.Возникает, однако, вопрос: кто же были те люди, которые столь настойчиво сопротивлялись ленинскому предложению, и каковы были их аргументы в защиту своей точки зрения Вопрос этот обычно обходится в литературе, посвященной советской геральдике. Между тем выяснить истину и понять причины противодействия ленинской линии со стороны определенных лиц важно потому, что это дает ключ к уяснению принципиальных вопросов советской геральдики, и потому, что этот первый геральдический спор в советском руководстве намеренно не предавался гласности именно теми, кто потерпел в нем поражение и, видимо, поэтому не оставил документальных следов (протокола) этого события.
Однако мы знаем, что органом, который коллективно противодействовал Ленину в этом вопросе, был Малый Совнарком, который в то время возглавляли М. Ю. Козловский, А. В. Галкин, П. И. Стучка. Именно они, поддержанные Ю. М. Стекловым (Нахамкесом, автором проекта конституции) и М. И. Лацисом (членом Коллегии ВЧК) и при доброжелательном нейтралитете секретаря Совнаркома Н. П. Горбунова, являлись главными сторонниками введения меча в советский герб. Все перечисленные лица были профессиональными юристами, и их спор о геральдическом применении меча вовсе не покоился на политически разных мнениях, но они становились на чисто формальную точку зрения и предлагали поэтому не считаться с исторически сложившимся значением меча как эмблемы, а исходить из его одинакового значения для всех стран Европы с 1789 года как одного из античных атрибутов правосудия, а именно как эмблемы возмездия, наряду с двумя другими атрибутами — щитом и весами (т. е. эмблемами зашиты и справедливости). Все эти три атрибута, приданные Фемиде — женщине с повязкой на глазах, составляли аллегорически-эмблематическое изображение понятий “закон”, “правосудие”. Ленин был категорически против того, чтобы исполь­зовать в советском гербе эту эмблему буржуазного правосудия.Заимствовать один из атрибутов буржуазной эмбле­матики было для Ленина нисколько не лучше, чем заимствовать меч как дворянскую эмблему военного верховенства. Не спасало положения и то, что сторонники включения меча называли его “карающим мечом революции” (особенно М. И. Лацис как член Коллегии ВЧК). Во-первых, эмблемы применяются без комментирующих надписей и их смысл целиком связан с традицией их применения, с их историей и не может быть изменен по чьему-либо желанию. Во-вторых, революция лишь в определенный период, да и то вынужденно, применяет этот “карающий меч”, как подчеркивал Ленин, и потому не может включать такую эмблему в свой герб.Лишь позднее, в 1943 году, меч был введен в советскую геральдику не как государственная, а лишь ведомственная эмблема в отличительные знаки военных юристов и работников Министерства юстиции вместе со шитом. При этом для симметрии введен не один меч, а два (скрещивающихся). Аналогичные эмблемы с сохранением их ведомственного, а не общегосударственного значения применяются и в других странах в униформе работников служб безопасности или органов правопорядка и всех тех, кто так или иначе стоит на страже закона.В государственной символике меч прочно обладает значением символа милитаризма, и поэтому найти меч в государственных гербах современных государств — нелегкая задача, ибо любая страна избегает прокламировать свой милитаризм как государственную политику.
Из двух сотен современных государств и отдельных автономных территорий, обладающих собственным гербом, лишь Камерун и Бразилия имеют в своем гербовом щите меч. Но при этом у Камеруна меч соединен с весами и, следовательно, ясно выражает эмблему правосудия, а не войны, что гармонирует также с наличием в гербе ликторских пучков и в целом свидетельствует о тесной связи эмблематики Камеруна с французской буржуазной правовой символикой. У Бразилии же меч употреблен в чистом виде, как самостоятель­ная эмблема, и его смысл становится ясен при сопоставлении с датой (цифровым изображением), закрепленной на бразильском гербе,— 15 ноября 1889 г. Это дата военного переворота, совершенного маршалом Деодоро да Фонсекой и адмиралом Ван дер Колком, дата рождения буржуазной Бразильской Республики, для которой традиционными долгое время были военные перевороты и целые эпохи диктатуры военных хунт. И это, так сказать, получило вполне легитимное отражение в бразильском гербе: на нем изображен военный меч как эмблема военного верховенства, военачалия.Если не считать двух крошечных и безоружных государств — Монако и Тонга, где мечи в гербах употреблены, во-первых, не в качестве основных государственных эмблем, а во-вторых, присутствуют как дань далекой истории, то практически ни одно из современных государств (кроме Бразилии) не имеет в своих государственных гербах такую эмблему, как военный меч. Одни сняли его после революций, другие — после принятия новых конституций, но факт остается фактом: современные государства меч как эмблему стараются не употреблять.История эмблемы меча в советской геральдике — поучительный пример того, что вопрос о применении той или иной эмблемы никогда не может решаться ни формальным путем, ни на основании прецедентов, а требует всестороннего конкретного обсуждения и дол­жен прежде всего учитывать то историческое и политическое значение любой эмблемы, которое сложилось на основе ее длительного примененя в национальных условиях данной страны, а также на международной арене. Остается лишь пояснить один технический момент: как отличать в рисунке и в скульптуре эмблематическое изображение меча от кинжала, поскольку оба эти вида холодного оружия имеют прямой и обоюдоострый клинок? Признаком меча является его длина, а также прямая, идущая перпендикулярно по отношению к лезвию перекладина, отделяющая лезвие от рукоятки меча. У кинжала, который значительно короче меча, перекладина напоминает латинскую букву S, а в ряде случаев эфес имеет украшения, не принятые у геральдических мечей. Военный меч, в отличие от меча правосудия, изобраежается повернутым острием вверх, а не вниз, за исключением тех случаев, когда меч употреблен в память павших или в память военных подвигов, но и тогда военный меч легко отличим от юридического, так как его клинок обращен прямо вниз, а не повернут по диагонали.

138. МОЛНИЯ с древнейших времен воспринималась как выражение силы и гнева божества, не отделялась в этом случае от грома: “Гром и молнии!” (Donnerwetter!) — до сих пор одно из выражений в немецком языке, означающее сильное возмущение. Громовержцами были у всех народов главные или следующие за ними по иерархии боги: Зевс — у древних греков, Юпитер — у римлян, Перун — у славян, Перкунас — у литовцев, Тор — у скандинавов. Поскольку такие явления, как гром и даже молния, не поддаются буквальному изображению, долгое время символами грома и молнии являлись изображения самих вышеуказанных божеств либо словесная формулировка, имевшая вначале характер тяжкого проклятия, а затем выродившаяся в простое ругательство. В период средневековья и идеологического господства церкви изображения молнии вообще были недопустимы. Иногда, правда, рыцари обходили этот запрет, помещая молнию в гербе в силу каких-либо чрезвычайных обстоятельств. Однако само геральдическое изображение молнии не было похоже на натуральный разряд ее, а представляло собой тонкую лучину, объятую пламенем на конце, очень напоминая теперешнюю зажженную спичку. С начала XVIII века молнию изображают обычно в виде пучка стрел, зажатых в когтях орла, или в виде так называемых перунов (по русской терминологии), которые уже в конце XVII века, в эпоху классицизма, в искусстве первоначально вводятся во Франции. Перуны представляли собой небольшую веретенообразную связку туго закрученных нитей, перевитую в центре тонкой тесемкой и образующую на своих заостренных концах нечто вроде вытянутых луковиц, долженствующих напоминать пламя. Это довольно неудачное эмблематическое изображение молнии (и грома) продержалось в эмблематике около столетия, но затем бесследно исчезло.
Лишь в начале XIX века, в эпоху романтизма, в Западной Европе появляются изображения молнии, представляющие собой знакомую нам теперь стилизацию электрического разряда в виде зигзагообразной стреловидной линии. Такие изображения появляются прежде всего в произведениях искусства и оттуда приходят в эмблематику (см., например, картину К. Брюллова “Последний день Помпеи”).С конца XIX и в начале XX века происходит резкое изменение традиционной символики молнии. Ее как проявление бури, как знак начала революционного шторма берут в свой символический и эмблематический арсенал революционные движения. Молния, озаряющая мрак, становится также символом борьбы света с тьмой, символом революционной мысли, ее образ используется в пролетарской поэзии начала XX века в произведениях Горького, Кржижановского и др. Широкое применение в агитационной деятельности первых лет революции и гражданской войны находит графическое изображение молнии, применяемое Маяковским, как символа поражающей врага силы революции. В 30-х годах стилиз­ванное изображение молнии становится в ряде стран, в том числе и в СССР, эмблемой "электротехнических служб, телеграфа, радиосвязи, а с конца 40-х годов — эмблемой служб связи в целом.В государственных гербах молнии не употребляются, если не считать пучка стрел (но не зигзагообразных) в когтях американского орла. Эта эмблема может быть истолкована как молния, но в то же время может, скорее всего, восприниматься как прямой символ военной готов­ности, поскольку число стрел — 13 — соответствует числу штатов — основателей США, когда те ставили в качестве своей первоочередной задачи войну как со своей бывшей метрополией — Великобританией, так и с Францией, Испанией в их американских колониях, а также войну с индейцами и завоевание у них территории Среднего и Дальнего Запада, вплоть до Тихого океана.

139. МОЛОТ И МОЛОТКИ — одна из старейших эмблем ремесла, третья по времени появления из известных в западноевропейской геральдике ремесленных эмблем или знаков ремесла. (Впервые изображение молота встречается как эмблема на территории Римской имприи в надгробии кузнеца от 441 г., а первая известная нам ремесленная эмблема — гребенка чесальщика шерсти — отмечена там же уже в 279 г., вторая — топор и пила плотника — в 396 г.)Молот начиная со средних веков постепенно становится наиболее общей, наиболее применимой для разных видов ремесла эмблемой. Его употребляют как свой ремесленный знак архитекторы, каменотесы, ваятели, каменщики, кузнецы, сапожники, строители, рудокопы, шахтеры, а позднее — машиностроители, техники, инженеры, причем в каждом случае с добавлением к этой основной, базовой эмблеме какой-нибудь другой, служащей дополнительным, уточняющим атрибутом.Таким образом, молот весьма рано становится обобщенным символом любого ремесла и промышленности, причем фактически до появления самой промышленности. Это значение молота как ремесленного, и прежде всего кузнечного, орудия смыкается с древнейшими, мифическими представлениями о молоте как орудии божеств грома, молнии и огня, с помощью которого высекается огонь или производится гром (ср. молот Гефеста, Вулкана, Тора, молот-палицу Перкунаса, Перуна, Вишну и др.). Именно соединение средневековых ремесленных взглядов на важность молота как на некое универсальное орудие любого ремесла с идущими от язычества представлениями о молоте как священном орудии верховного божества Солнца, молнии, грома, огня не только придало молоту как символу особый авторитет, но и обеспечило его эмблематическому изображению широкое, можно сказать, всемирное распространение.

Мифические и исторические виды молотков		Молоты геральдические	Молот в западноевропейских странах
Молот в гербах бывших соцстран

Поскольку в германской и скандинавской мифологии мифический молот Тора “Мьольнир” рассматривался как метательно-ударное оружие, то у германских народов в XIV—XVII веках получили развитие именно как особое оружие различные виды боевых молотов (Streithammer): клевцы (малые молоты), пломмеи (большие молоты), кирасирские молоты (Sattelkolben) и боевые чеканы (Luzerner Hammer). Изображения этого оружия частично проникли в эмблематику и геральдику Германии, Австрии, Чехии (Богемии), Бургундии, что оказало влияние на то, что эмблема молота уже в средние века рассматривалась как древняя и благородная.Тем не менее различия в происхождении, значении и употреблении молота у разных народов и связанная с этим различная трактовка этой эмблемы на практике вызывали необходимость уже в старой геральдике, в том числе и в русской, как-то отличать и распознавать разные значения молота в конкретных случаях. Чтобы отделить высокое символическое значение молота как священного орудия и как боевого оружия от бытового и ремесленно-прикладного, эмблематического его изображения, было принято терминологическое различие между молотом в высоком смысле и молотком в ремесленном. Более того, ремесленные орудия стали непремен­но именоваться молотками, то есть употребляться и изображаться в виде эмблемы только во множественном числе [отсюда и до сих пор все технические эмблемы содержат либо два перекрещенных молотка, либо наряду с молотком любое второе ремесленное орудие (инструмент) — гаечный ключ, кирку, топор и т. д.].Множественное число и суффикс снижали, умаляли высокое символическое священное значение термина “молот”. В территориальных, городских и профессиональных гербах можно было употреблять лишь термин “молоток” или “молотки”.Учитывая это обстоятельство, пролетарские организации Западной Европы начиная со второй половины XIX века, особенно с 70-х годов, избирают молот в высоком значении своим классовым символом, отбирая его, по существу, у дворянства и подчеркивая, что молот прежде всего является символом авангарда пролетариата — рабочих крупной машинной промышленности. Этот символ в короткое время становится в словесной форме — в песнях и лозунгах — весьма популярным в европейском, и прежде всего в германском, рабочем движении (см. также Наковальня). В то же время рабочее движение отказывается от употребления в этот период эмблематического изображения молота, чтобы не давать повода к узкоремесленной трактовке этой эмблемы.Накануне первой русской революции и особенно в период ее развертывания в 1905—1907 годах молот как символ рабочего класса становится общепринятым понятием и в рядах русского революционного движения. Именно в этот период один из первых представителей пролетарской поэзии в России Ф. С. Шкулев (1868— 1930 гг.) создает свое известное стихотворение “Кузнецы” (опубликовано впервые легально в 1912 г. в “Невской правде”, положено на музыку Я. Озолиным), где молот воспевается как символ рабочего класса. Вот почему после свершения Октябрьской революции первой эмблемой Советского государства стал молот. Им наделялись и фигура Прометея, символизировавшего освобождение пролетариата от ига капитализма, и аллегорические фигуры молотобойца на серебряных монетах 1923—1925 годов достоинством в 50 коп. и 1 рубль, а также фигура рабочего на первом проекте герба РСФСР.Поэтому уже в марте — апреле 1918 года молот был определен Советским правительством как непременная советская эмблема, которая должна присутствовать в гербе Советской Республики, задолго до написания и утверждения конституции. Тем, кто выполнял рисунок герба, оставалось только нарисовать, осуществить это правительственное указание. Вот почему принципиально неправильно и даже политически неграмотно “выяснять”, какой художник впервые нарисовал эту эмблему как советскую, государственную, гербовую. Вопрос этот решался не художниками, а советским политическим руководством и был решен даже не в 1918 году, а в принципе фактически в 1905 году. Именно этим обстоятельством и объясняется тот общеизвестный факт, что фамилии оформителей, граверов эмблем никогда не фиксировались, ибо эти люди были всего лишь техническими исполнителями, а вовсе не создателями советских эмблем. Молот как главная советская государственная эмблема вместе с серпом составлял в период с июля 1918 года по декабрь 1991 года так называемый малый герб нашей страны.После второй мировой войны целый ряд государств, в первую очередь социалистических (а также и некоторые из буржуазных), внесли молот, а иногда и серп в свои государственные гербы. У всех социалистических государств молот являлся главной государственной эмблемой. Так, в гербе ГДР молот фигурировал наряду с циркулем, составляя соединенную эмблему, означающую квалифицированный, технически и научно вооруженный рабочий класс. Как главная эмблема ГДР молот входил в большинство орденов, медалей, памятных знаков и других государственных наград немецкого рабоче-крестьянского государства.Из других государств молот в своем гербе как основную эмблему имели Конго (Браззавиль) (молот и мотыга) и Лаос (серп и молот), а также Мозамбик (в партийной эмблеме Фронта освобождения Мозамбика). Австрия установила еще после первой мировой войны и ноябрьской революции 1918 года молот (наряду с серпом) в качестве своей гербовой эмблемы: австрийский орел держит молот в левой лапе, то есть там, где прежде, при монархии, находился меч. Гондурас и Новая Зеландия используют эмблему молота в качестве второстепенной эмблемы; у Гондураса молот находится среди набора кузнечных инструментов в фигурном девизе, а у Новой Зеландии — в составе технической эмблемы (в паре с разводным ключом). В обоих случаях молот в буржуазной геральдике рассматривается только как профессиональный инструмент, являясь при самой широкой трактовке эмблемой промышленности, в то время как в социалистической геральдике эта эмблема всегда олицетворяла рабочий класс.В дореволюционной геральдике молот изображался либо черным, либо белым (серебряным) на черном поле, в современной же геральдике там, где эмблема молота означает рабочий класс, она изображается только золотым цветом. Исключение составляет герб Лаоса, где молот изображен голубым (синим) цветом, то есть одним из национальных для этой страны.

140. МОЛЬ — библейский символ истребления, тленности. В этом виде вошла в символику всех европейских народов (Иов 13:28, Матф. 6:19)

.141.МОН — особый личный знак, употребляемый японцами. Моны часто называют “японскими гербами”.
Однако моны не гербы как по своему внешнему виду и принципам построения, так и, главное, по своему происхождению. Моны ведут свое происхождение непосредственно от знаков личной собственности и близки, например, таким знакам, как саамские клейма, выжигаемые каждым саамом-оленеводом на ушах оленей своего стада. Однако если у саамов и других народов, преимущественно скотоводческих, клейма так и остались хозяйственными метками начиная с родового общества идо наших дней, то моны получили иное историческое развитие. И именно это ставит их в обособленное положение в мире знаков. Они не гербы, но могут играть роль гербов. Они не эмблемы, но используют эмблематический материал. Они выше обычных хозяйственных меток, но изображаются на доме, имуществе и даже могут удостоверять личность владельца. В то же время от гербов их резко отделяет то обстоятельство, что хотя мои и может передаваться в семье по наследству (обычно жена и муж имеют каждый свой мои, причем жена сохраняет мои своей прежней фамилии), но сами по себе моны как знаки не могут различаться по своему рангу. В их построении отсутствуют такие элементы, которые давали бы возможность установить какую-то градацию. Практически мон аристократа нельзя по стилю и характеру изображения отличить от мона крестьянина, хотя на них будут изображены разные предметы.

Это достигается тем, что, во-первых, все моны компонуются в круг, имеющий 4 см в диаметре. Во-вторых, все они исполняются только черно-белыми: на черном поле — чисто белые плоскостные изображения, без объема, бликов и теней. Единственное исключение в стране — личный мон императора — желтая хризантема, выполняющая роль и императорского, и государственного гербов. По характеру же и тематике изображений, по скромности императорский мон в принципе не отличается от монов всех остальных японцев: мотивом всех монов являются элементы растений — лист, цветок, плод, даже семена или стебли; гораздо реже встречаются в монах стилизованные изображения животных. В моне все изображения стилизуются и располагаются симметрично так, что они приближаются к орнаменту. Вот почему все моны одностильны, в них нет выделения какого-либо индивидуального вкуса ни в построении, ни в принципах стилизации. Они могут отличаться только степенью утонченности стилизации, что уже зависит исключительно от личной культуры владельца и далеко не всегда совпадает с его социальным статусом.Что касается истории развития монов, то, возникнув в глубокой древности как знаки родового имущества, они в XII веке были закреплены лишь за японской аристократией, которая получала исключительное право на обладание ими. В XVI веке право иметь свой личный мои получили самураи, то есть сословие, приблизительно соответствующее европейскому рыцарству и дворянству. Самураи изображали свой мои на военных знаменах, под которыми они вели в бой свою дружину. До XVI века моны были закреплены только за военным и придворным дворянством. Затем они были распространены на остальных дворян, а с XVII века их разрешено было иметь и вообще богатым людям, то есть буржуазному патрициату, и, наконец, в XVIII веке — ремесленникам и крестьянам под видом их имущественного знака. После революции Мейдзи 1868 года в Японии каждому японцу было предоставлено право иметь свой фамильный, семейный мон. В настоящее время его имеют практически все японцы и мон неразрывно связан с личной фамилией. При исполнении служебных обязанностей люди таких, например, профессий, как рикши, таксисты, носильщики, рабочие заводов и фабрик, продавцы, по­жарники и т. п., имеют на своей униформе или профодежде нашитые личные моны, которые играют чрезвычайно важную психологическую роль, поскольку препятствуют обезличиванию труда, повышают ответственность каждого рабочего, в чем заинтересованы и хозяева.В отличие от гербов моны не присваиваются за заслуги и никем не утверждаются (см. рис. монов в таблице). Но они наследуются в каждой семье и создаются для себя лично теми, кто по каким-либо причинам не имел или утратил родовой мон.

142. МОТЫГА — одна из новых эмблем в международ­ной геральдике, имеющая значение земледельческого труда. Впервые была употреблена как эмблема в 1904 го­ду в новом гербе Панамы после отделения ее от Колумбии. Символизировала в панамском гербе вместе с перекрещенной с ней лопатой сооружение Панамского канала, имевшего выдающееся значение для престижа республики. Вплоть до 60-х годов не употреблялась в геральдике других стран, если не считать попыток ввести вариации этой эмблемы (кетмень) в герб Узбекистана в 20-х годах.

Изображение мотыги в сложных эмблемах

С конца 60— начала 70-х годов мотыга введена в качестве главной гербовой фигуры в государственные гербы ряда африканских государств — Анголы, Гамбии, Конго (Браззавиль) и Мозамбика. Символическое значение этой эмблемы у указанных стран соответствует советскому серпу и означает “земледельческий труд”, “крестьянство”. Это объясняется особенностями африканского земледелия, когда отсутствие необходимости глубокой вспашки делает мотыгу главным земледельческим орудием, с которым знакомы многие поколения африканского крестьянства.

143. МУЗЫКАЛЬНЫЕ ИНСТРУМЕНТЫ. Изображения некоторых музыкальных инструментов с древнейших времен стали эмблемами, широко употребляемыми в геральдике. В античное время наиболее известными национальными символами музыки и искусства были свирель Пана, арфа Давида и лира Аполлона. Именно эти три музыкальных инструмента вошли в числе первых эмблем музыкального искусства в классическую геральдику.В эпоху средневековья число музыкальных эмблем пополнилось за счет инструментов, связанных прежде всего с военной музыкой. Это в первую очередь боевые трубы, ставшие с тех пор главным музыкальным символом в геральдике, а также эмблемой военной славы и атрибутом Победы; затем военные барабаны и ударные инструменты — колокольчики, литавры, цимбалы, триангель. Все они оказались крайне удобными с точки зрения превращения в стилизованные эмблемы. Из них трубы и барабаны наряду с оружием стали входить как непременные элементы в число так называемых трофеев и служить эмблемой войны и военной славы. В XVII—XVIII веках в английской геральдике к военным музыкальным инструментам была добавлена шотландская волынка, а в европейской континентальной геральдике (особенно немецкой) — охотничий рожок.Употребление ударных инструментов — цимбал, трингеля, литавров, колокольчиков — стало распространенным в родовых гербах дворянских родов в связи с тем, что в ряде стран, особенно на Украине, в Польше, Венгрии, Семиградье, Валахии и Молдавии, эти музыкальные инструменты не только олицетворяли военное сословие, но и имели прямое отношение к атрибутам местной верховной власти — к гетманским, панским или жупанским, а то и княжеским клейнодам (см. с. 545) (регалиям второго порядка). Перечисленный набор музыкальных инструментов, породивших международные и национальные эмблемы искусства и военной славы, в геральдике практически не пополнялся никакими принципиально новыми эмблемами музыкальных инструментов до наших дней. Произошло лишь введение аналогичных национальных инструментов в странах, позже вышедших на путь исторического и государственного развития. Так, по аналогии с древними тихоструйными инструментами — арфой и лирой — в XIX веке в финляндской геральдике появились кантеле (вид гуслей), а в русской — гусли; по аналогии с барабанами страны Африки (Уганда) в XX веке ввели в свои государственные гербы тамтам В XX веке в Западной Европе некоторым молодым, вновь основанным или получившим права городам в качестве гербов иногда присваивают музыкальные эмблемы. Так, например, в Дании это обычно рожок, символизирующий установление в маленьких городках самостоятельного почтамта как одного из формальных признаков города или исторический факт, что в старину на месте населенного пункта были охотничьи угодья (см. также Лира, Рожок, Трофеи).